Совсем сбитая с толку, девушка покорно шла, ведомая принцем прямо к незакрытой еще с самого его появления двери, и едва лишь успели они выйти, как подскочившая Грания с силой захлопнула ее, конечно же, в чем была уверена Линет, не желая видеть, как ее муж пускается с беззащитной жертвой в путешествие без свидетелей.
– Носишь ли ты те прочные сапожки, что я приказал для тебя сделать? – Райс спросил это, останавливаясь перед вбитыми в стену крючьями, на которых висел меховой плащ Линет, но испуганная девушка молчала и лишь торопливо застегивала под подбородком отделанные эмалью пуговицы. Принц и сам накинул на широкие плечи черный плащ, который был ему явно мал и стар.
Появление несколько дней назад сапожника в ее комнате весьма поразило бедную пленницу, но диковатый человек деловито обмерил ее ноги и вскоре принес те сшитые из кусочков плотной кожи сапоги, которые и были теперь у нее на ногах. Сапоги эти не отличались изяществом, но на пути из Рэдвелла до пристанища Орла Линет хорошо поняла бесполезность красоты и теперь желала лишь поблагодарить принца, открывшего ей преимущества удобства перед бессмысленностью моды… Впрочем, все равно никто не предпочтет работящую коноплянку красавцу-павлину, а вот смуглая Грания и умела и красива…
Линет оглядела в который раз свое уродливое домашнее платье, и все ее доводы в пользу удобства вновь исчезли. Ах, какие платья носила она дома! И как именно перед Орлом хотела бы она в них показаться! Но Линет быстро опомнилась, и губы ее сжались в тонкую ниточку. Не ей мечтать об уловках красавиц, да и грех желать произвести впечатление на женатого взрослого мужчину… А плащ все никак не хотел застегиваться.
– Быстрее, – поторопил ее Райс и протянул руку, чтобы помочь. Линет отпрянула. Это движение поразило принца, – кажется, он не сделал этой недотроге ничего, что могло бы вызвать такую реакцию, но в следующий миг он уже расхохотался над своим столь нелепым утверждением: не сделал ничего! А нож у ее горла? А похищение? А суровое обращение? Как после этого может она к нему относиться?
Принц с укоризной покачал головой, и свет легкими бликами заиграл на золоте его волос. Приходилось признать, что для столь опытного человека он допустил в обращении с этим нежным существом значительные ошибки. Кстати, несколько дней назад, когда он, незамеченный, наблюдал за ней, девушка двигалась и вела себя с непередаваемо-очаровательной грацией, однако стоило ему появиться, как пленница превратилась в неуклюжую куклу.
Неужели только из-за того, что он враг? Немыслимо! Ведь к его ногам она упала, еще и понятия не имея, кто он… Теплая блуждающая улыбка заиграла на губах принца, и он уже спокойно дождался, пока Линет застегнет плащ.
В те минуты, когда принц думал о девушке не как о развратной женщине, вульгарной игрой привлекшей его внимание, а как о беспомощно влюбленной девчонке, цинизм, столь прочно защищавший его сердце, сменялся нежностью, сила которой была куда весомей чисто физического желания. Но, увы, это случалось не часто.
Наконец Линет разобралась с застежками и, положив дрожащие пальчики на его зеленый рукав, вышла на улицу. Наступившая весна встретила их радостным солнцем и безоблачным небом, что дало девушке возможность почти забыть неприязнь красивой Грании и свою собственную неловкость. Единственное, что сейчас омрачало ее сердце, были те мгновения, которые она будет вынуждена провести с чужим мужем наедине.
– Я слышал, как Грания сказала тебе, что я рыцарь? – Желая как-нибудь рассеять повисшее напряженное молчание, Райс решил возобновить разговор, что так мгновенно смолк при его появлении, и расшевелить пленницу во что бы то ни стало.
Но при упоминании о Грании Линет опять съежилась и, уже совершенно потеряв голову от близости своего обольстительного героя, бездумно повторила в ответ то, что, как ей показалось, слышала:
– Она сказала мне, что ты рыцарь.
– Это действительно так, – и, ободряя девушку, впервые вышедшую на воздух после нескольких дней затворничества, Райс тихо положил свободную руку на тонкие пальчики, вцепившиеся в его рукав, – Я рыцарь в Нормандии, принц в Уэльсе, но, увы, в Рэдвелле – всего лишь враг. – Райс весело усмехнулся прямо в янтарные глаза, тут же опущенные долу.
Линет покачала головой, стараясь забыть манящую темноту его взора.
– Нет, ты принц и рыцарь везде, в Нормандии ли, здесь… и на землях Рэдвелла тоже.
Они остановились у маленького оседланного ослика, и принц, как-то странно согретый таким убеждением Линет, снова растопившим броню его цинизма, даже ласково похлопал его по спине.
– Я только не понимаю, почему ты был сначала в Нормандии? Почему там прошел рыцарские испытания? – Девушка хотела только удостовериться, что герой ее действительно рыцарь, но почему-то эта ее реплика вызвала у принца глухое раздражение. Правда, секунду спустя он осознал, что слова о Нормандии поначалу были произнесены им самим, но все же подобной информации нечего давать волю.
– Я расскажу тебе о тех десяти годах, что я провел в Нормандии, в тот день, когда ты освободишься. – Голос принца был ровным, но лицо его стало мрачным и замкнутым.
Линет опустила глаза и кивнула. Слава Богу, что он не знает про откровенные рассказы Пайвела, но лучше уж не смотреть в эти огненные глаза, которые, кажется, могут выведать любой секрет. Девушка осторожно дотронулась до грубой шкуры ослика.
– Я был послан туда как залог безопасности мирной торговли между моим отцом и норманнским завоевателем Англии. – Не успели эти слова сорваться с его губ, как Райс уже проклял себя за столь ненужную откровенность в вопросе, который он никогда и ни с кем не обсуждал. За сказанной короткой фразой стояла трагедия, и Орел огромным усилием воли отогнал от себя картину последнего разговора с отцом, те раскаленные слова, которыми они тогда обменялись, то его страстное нежелание отправляться в изгнание. Рана эта кровоточила до сих пор. Тогда он все-таки подчинился и уехал, но гордость не позволила ему даже в последний раз обернуться на родной дом и на ждущего его взгляда отца. Это тоже было горько, и Райс подавлял свои воспоминания о ссоре с отцом годами, – а вот сейчас эта маленькая невинная коноплянка своим вопросом пробила брешь в железном ограждении его воли.