Песня орла - Страница 29


К оглавлению

29

– Мои капканы набиты до отказа, и я подумал, что будет неплохо, если я поделюсь их содержимым с вами.

Женщины мгновенно обернулись и увидели стоявшего в дверях и закрывавшего весь проем Оувейна. В руке у него болтался жирный фазан.

– Ах, какой откормленный! Как раз то, что нам нужно, правда, Линет? – Грания почти с мольбой кинула взгляд на девушку, и та незамедлительно согласилась.

– О, конечно, это будет настоящее украшение сегодняшнего ужина! – И Линет стала торопливо загибать тоненькие пальцы, перечисляя необходимые для блюда ингредиенты: – Для фаршированного фазана нам понадобятся всего лишь несколько яблок, немного овса и чуть-чуть травок, самых простых – розмарин, базилик и тимьян.

– Все они у нас под рукой! – Грания так и сияла. – Как замечательно с твоей стороны было подумать о нас, Оувейн! – В черных глазах женщины открылась какая-то неведомая теплая глубина.

Поначалу Оувейн был обескуражен таким радушным приемом, подозревая в нем какой-то подвох, но затем все же решил им воспользоваться и широко шагнул, чтобы положить птицу на чистый, ничем не покрытый стол. Обернувшись же, он обнаружил, что обе раскрасневшиеся женщины стоят прямо за его спиной.

– Я пришел сюда совсем с другой целью, Грания, – холодно остановил он их порыв, в глубине души сожалея, что холодность его только показная. – Нам надо поговорить наедине. – Он исподлобья бросил на заложницу недовольный взгляд, и та с удивлением увидела, как в ту же секунду Грания привычным жестом положила руку на широкое плечо бородача.

– Если ты ищешь уединения, то давай пройдемся по маленькой оранжерее. Почки яблонь набухли и вот-вот распустятся, – и, не глядя больше на Линет, о существовании которой она, казалось, просто забыла, Грания вышла с бородачом, плотно прикрыв за собою двери.

Какое-то время они шли молча, Оувейн бездумно, а Грания – мечтательно глядя куда-то за горизонт, но как только пара оказалась в оранжерее – единственном, пожалуй, месте, избежавшем мстительного поджога Ллойда, – Оувейн решительно приступил к делу:

– Стыдно тебе до сих пор укорять Райса за то, в чем он не виноват – у него не было выбора!

Таких речей Грания ожидала меньше всего, и, поскольку тема эта обсуждалась уже много раз, она поняла, что настоящая причина разговора крылась совсем в другом.

– Он знал, знал о смерти отца и все же предпочел не возвращаться! Какой толк говорить о предмете, в котором, ты знаешь, мы никогда не сойдемся? – Умиротворение, столь редкое в жизни Грании за последние годы и сейчас на минуты восстановленное тихой кротостью пленницы, разом оставило ее.

– А такой, что Райс поклялся своей честью в том, что не получал этого известия, и я единственный, кто может заставить тебя в это поверить.

– Но как я могу верить? Как, когда своими собственными глазами видела и письмо, и отправившегося с ним гонца! Неужели ты думаешь, что я вру? – Голос Грании звенел от гнева, и, уперев руки в бедра, она преградила Оувейну дорогу.

– Нет, я знаю, что ты не лжешь, – тихо прошептал тот и, неожиданно для своих огромных рук, ласково погладил ее узкие плечи. – Но ведь это никак не опровергает истинность клятв Райса, правда? Может быть, с гонцом что-нибудь случилось и он не добрался до Нормандии…

– Значит, ты утверждаешь, что рассказ Ивайса о собственноручном вручении послания Райсу – ложь? – На последних словах голос женщины дрогнул, и она опустила голову, уставившись в грязную землю. Все поблекло вокруг, и то, что Оувейн искал ее общества лишь для такого банального разговора, вызвало на ее глазах слезы, о существовании которых она не вспоминала со смерти отца и которые были готовы вот-вот пролиться.

– Ивайс? Ивайс был тем гонцом, которого отправили в Нормандию?!

Тревога в голосе Оувейна заставила Гранию поднять голову, но, не желая говорить дрожащим от слез голосом, она лишь молча кивнула.

До сих пор Оувейн не знал имени человека, отправленного его отцом с важным сообщением, и это открытие теперь давало возможность раскрыть роковую загадку, но рядом стояла страдающая Грания, – а такого зрелища бородач вынести не мог, тем более что сам отчасти являлся его виновником.

– Не думай больше об этом, – прошептал он и, взяв в большие ладони ее лицо, большими пальцами смахнул дрожащие на ресницах слезы. – Я докопаюсь до правды во что бы то ни стало и все расскажу тебе. А до тех пор, молю тебя, не беспокойся, не позволяй черным мыслям омрачать твои дни и тревожить ночи!

Грания опустила голову так, что ее лоб коснулся выпуклой груди Оувейна.

– Причина моей печали не в этом.

Слова эти были произнесены едва слышно, но Оувейн, ждавший их, все понял и не сумел удержаться, чтобы не прижаться щекой к ее иссиня-черным волосам.

– Но если твою душу грызет не разлад с Райсом, то что же?

– Ты. Я думала, ты хочешь просто побыть со мной, а выясняется, что тебя интересуют интриги между Райсом и твоим отцом. – Не отрывая лба от его груди, Грания медленно покачала головой. – А мне казалось – я нужна тебе для другого…

– В этом-то и загвоздка, – гулко зарокотало у Грании под щекой. – Я слишком хочу тебя.

Вздох облегчения вырвался у сестры принца при этом признании, о котором она мечтала почти с детства, и теперь, откинув приличия и стыд, она прижалась к Оувейну, оплетая его руками и отдавая поцелуям жадный истосковавшийся рот. Оувейн на секунду замер на пороге столь грешного деяния, но соблазн был так велик! Только один, один проникающий до дна поцелуй!

Затем бородач решительно отвел руки обнимавшей его женщины, стараясь не слышать ее требовательного стона, и, покачав косматой головой, тихо ответил:

29