Песня орла - Страница 75

Оувейн был весьма обеспокоен. Обеспокоен и рассержен. Грания поступила как дитя, злое избалованное дитя! Он тревожно вглядывался в окружавшую его тьму. Ну уж, как только он найдет ее… если найдет живой и невредимой… о, тогда он просто упадет на колени и возблагодарит Бога за его великодушие и доброту.

Беспокойство и страх без остановки гнали Оувейна все глубже в лес, заставляли обшаривать все кусты, заглядывать под низкие кроны раскидистых елей и со злобой пинать ногами любой камушек, неповинно попадавшийся по дороге. Он с удовольствием попросил бы у Райса людей себе в помощь, но, увы, у принца едва хватало воинов и для охраны обеих границ. А кроме того, Оувейн всеми силами души желал, чтобы этот глупый побег все же не оставил пятен на репутации Грании, и потому не хотел привлекать к поискам посторонних. Но если он не обнаружит ее и к рассвету…

На рассвете им с Райсом предстоит весьма неприятная и опасная задача, участия в которой самого Уэльского принца Оувейн отнюдь не приветствовал и даже не совсем понимал. Зачем Райсу ввязываться в дело о похищении сыновей графа Годфри? Впрочем, один из них кузен принца, но, с другой стороны, он уже вполне взрослый и с успехом сам может постоять за себя. А если нет – то и незачем ему помогать, он заслужил свою бесславную участь, и Райс не несет за него никакой ответственности! У правителя кимеров и без того достаточно забот!

Чертыхнувшись, Оувейн снова пнул попавшийся ему под ноги предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся корявым корнем, полуутонувшим в грязи и накрепко в ней застрявшим. Нога заныла, бородач чуть было не потерял равновесия и, пошатнувшись, оцарапал себе лицо веткой стоявшего рядом дерева.

Тревога его все росла, ибо Грания, даже будучи сестрой царствующего принца, подвергалась ночью в лесу такой же опасности, как любая простая смертная. Ночью? Или прошло уже две ночи? Неужели она двое суток подряд бродит по лесу? Или нашла кого-то, кто приютил ее? От последней мысли Оувейну стало не по себе. Никто не смеет принять у себя сестру принца, не сообщив об этом Райсу немедленно. Нет, если она не в лесу, то, несомненно, похищена или…

Бородач застонал. Пора покончить с этими вопросами без ответов! Он найдет ее. Он обязан найти. И, отчаянно повторяя эти слова как спасительную молитву, Оувейн постарался загнать тревожные сомнения и страхи в самый дальний угол сознания.

– Ты ревешь, как потревоженный медведь! Так можно было меня и до смерти напугать!

Оувейн отшатнулся. Та, которую он так безуспешно и долго искал, стояла на расстоянии двух шагов от него, и ее черные волосы были убраны столь аккуратно, а платье столь белоснежно, что, казалось, она только что вышла из дома.

И в следующее мгновение Грания поняла, что ее возлюбленный напоминает медведя не только голосом, но и силой, поскольку он тут же заключил ее в свои тяжелые объятия. Она не сопротивлялась, наоборот, прижималась все теснее.

– О, не делай так больше! – прорычал Оувейн. – Поклянись, что никогда больше никуда не сбежишь!

Для любящих ушей Грании это требование звучало почти как объяснение в любви, и, не выпуская из кольца своих рук его могучую шею, она легонько отклонилась назад, чтобы посмотреть в суровое нежное лицо.

– Ты услышишь мою клятву немедленно, как только сам поклянешься никогда не требовать впредь моего возвращения к Райсу и вообще куда-либо, за исключением Ньювида. Кроме того, обещай и сам не покидать своего дома.

Оувейн прикусил язык.

– Я просил лишь одной клятвы, ты же взамен требуешь целых три.

– Глупости, все три говорят совершенно об одном и том же! – Грания смело смотрела ему в лицо в то время, пока он пытался понять смысл этой загадочной фразы.

– Я не могу этого сделать.

– В таком случае мне остается провести оставшуюся жизнь в лесу, подобно дикому зверю.

Бородач покачал своей лохматой огромной головой.

– Ты и так зверь, и абсолютно дикий.

– Да, мы оба с тобой свободные дикие животные, и наше счастье – жить вместе, но эту возможность отнял у нас один подлый и жадный человечишко…

– Мой отец… – Глаза Оувейна потемнели при упоминании об отце, который, хотя и был его сеньором и хозяином, все же действительно сломал своему сыну всю жизнь.

– Мой муж. – Постыдная горечь сквозила в словах Грании.

Бородач привлек возлюбленную к себе и опустил подбородок на ее гладкие тяжелые волосы.

– Но мы не можем быть вместе. Никогда.

На этот раз Грания позволила ему повторять эту фразу, в которую он искренне верил, сколько угодно, а сама стала жадно ласкать под плащом его спину, пробираясь все дальше, под колет и под тонкую тунику. Она нежила задубевшую кожу, распаляя его страсть до тех пор, пока он не в силах стал с ней бороться.

Но едва только Оувейн понял это, он зарычал безнадежно и страшно, пытаясь оторвать пальцы Грании, ласкающие его выпуклую грудь. Не добившись успеха, бородач дернулся и, вновь ударившись о проклятый корень, уже окончательно потерял равновесие и упал. К счастью, он рухнул на кипу прошлогодней листвы в зарослях папоротника и на короткое мгновение почувствовал себя оглушенным, замерев в самой неподходящей позиции, которой, конечно же, сразу воспользовалась столь желавшая его женщина. Упав на него сверху черной птицей и рывком задрав его тунику до самых плеч, она стала покрывать дерзкими влажными поцелуями его оголившуюся плоть.

Мужа Грания не любила и в его постели получала мало радости, но, благодаря этому браку, сейчас она была не застенчивой девицей, а властной чувственной женщиной, прекрасно знавшей, чего хочет. Оувейн был жертвой в ее умелых руках, пленником ее жадных губ и вожделеющего тела, которые за считанные секунды превратили все его решительные намерения в прах и пепел, а сдержанность – в чудовищную страсть, требующую полного обладания.