И, как только чернила высохли, пергамент был снова свернут в аккуратный рулон, подхватив который Озрик поспешил к выходу, выполняя поручение отца. Девицы также молча удалились из спальни.
Норманна же Сайвард попросил остаться, чтобы обсудить еще некоторые подробности, в том числе приготовления к публичной присяге Озрика на верность своему сеньору. Старик настаивал на скорейшем исполнении этого действа, дабы его сын имел возможность взять бразды правления в Нортленде в свои руки, а вся семья – покинуть Рэдвелл и перебраться на жительство в пожалованный субфеод. Также обговаривался вопрос о том, какие вещи побежденным будет разрешено взять с собой, а какие оставить норманнам; словом, эти и еще много других дел задержали нетерпеливого Годфри в полутемной опочивальне умирающего сакса куда дольше, чем он мог даже предположить.
Поздняя весна 1092 года
Капризные облака безостановочно плыли по небу, закрывая временами бледный лик луны и окутывая мир полным мраком. Холодное светило, стоявшее над высокой башней замка Рэдвелл, таинственно исчезало, словно для того, чтобы скрыть от людских глаз зрелище упорно карабкающегося по отвесной каменной стене человека.
Со звериной осторожностью тот искал руками и ногами малейшие неровности в плотной кладке и поднимался наверх все выше, осыпая в гулкой тишине мелкие камешки. Не обращая внимания на этот опасный в ночи звук, человек хладнокровно добрался наконец до вершины каменной горы и с тихим плеском прыгнул в глубокие воды рва, плотным кольцом окружавшего замок. Значительность цели, видимо, заставила смельчака забыть о последствиях, которые в случае провала не замедлили бы наступить, и он рвался вперед, последовательно, шаг за шагом, выполняя свой отчаянный, но тщательно продуманный план.
Наконец ров был преодолен. Стараясь не издать ни звука, человек перевалился через край и упал тут же, у парапета. На какое-то время он замер, свернувшись клубком, в спасительной темноте, пытаясь перевести дыхание и собрать силы для нового броска. Затем, поднявшись невидимой тенью, заскользил прямо по направлению к одинокому ночному стражнику, угрюмо стоявшему в предательски открывавшей его со всех сторон полосе света.
Стоя на площадке неуязвимого замка и окидывая взглядом безжизненное пространство, расстилающееся вокруг, дозорный не имел никаких оснований думать об опасности или, того больше, ожидать появления вероломного врага… Мощный удар сзади, увы, положил конец его столь безосновательным и наивным предположениям.
Тонкие свечи, укрепленные на серебряном подносе, бросали мерцающий свет, ложившийся бликами на роскошные волосы Линет, которые она только что отжала, и теперь она позволила себе откинуться на стенку своей ванны, представляющей собой всего лишь подобие огромного деревянного бочонка. Весь этот день она добросовестно исполняла свои обязанности и принимала почести, полагающиеся ей как единственной леди замка Рэдвелл и дочери его хозяина в придачу. Утомленная соблюдением этикета, теперь она вдвойне наслаждалась коротким отдыхом, горячей водой и тихими минутами одиночества, дававшими возможность расслабиться и даже предаться мечтам, сколь неосторожным, столь и нереальным.
Горячая вода ласково лизала ее нежные плечи, и Линет все ниже и ниже откидывала назад голову, так что ее только что вымытые волосы своей тяжелой массой вскоре коснулись пола. Тогда девушка взяла положенный рядом с шариком благовонного мыла гребень с костяной ручкой и принялась медленно расчесывать спутавшиеся кудри. Локоны ее, на удивление, не были ни победно-золотистыми, как у жительниц Англии, ни вороново-черными, как у девушек Уэльса, – скорее, они отливали мягкой умброй, которая, высыхая, становилась еще светлее и теплей.
К сожалению, прекрасные волосы мало утешали девушку, втайне мечтавшую о гордой красоте павлина, навеки недоступной скромной невзрачной птичке-коноплянке. Имя ее – и она с детства это знала – было унизительным, но правдивым. Дочь хозяина замка воистину была коноплянкой: серой, уродливой и любимой только отцом. О, разумеется, когда-то наступит день и она будет отдана замуж, но Линет прекрасно понимала, что будущего супруга привлечет отнюдь не она сама, а значительность богатейшего приданого и союз с могущественной семьей.
Линет тихонько вздрогнула. Мысли о замужестве напомнили ей самого последнего претендента на ее руку – одного из немногих сохранившихся в стане подлинно сакских лордов – лорда Озрика. Он владел многими землями в Северной Англии и отличался непокорностью вкупе с неукротимым темпераментом. Почему отец, столь ее обожающий, решился принять сватовство мужиковатого Озрика, для Линет до сих пор оставалось загадкой, но она теперь твердо знала, что в делах наследства никакие мольбы не могут смягчить сердце хозяина Рэдвелла. Неприязнь к лорду, впрочем, совсем не помешала девушке ощутить болезненный укол самолюбия, когда переговоры о свадьбе по каким-то неведомым причинам прекратились, и прекратились, должно быть навсегда. Самолюбие ее было ущемлено еще и потому, что совсем незадолго до того, как сватовство оборвалось, грубоватый лорд намекнул Линет, что находит ее наружность вполне соблазнительной и желанной… Словом, терзаемая противоречивыми чувствами, девушка остановилась на том, что Озрик сам не настолько привлекателен, чтобы ему отдала руку одна из первых наследниц королевства.
Впрочем, Линет постаралась как можно быстрее отогнать от себя неприятные мысли о возможном замужестве и, тем более, о грубом, заносчивом лорде. Повернувшись спиной к дверям и встряхнув уже почти высохшими волосами, девушка прислонилась голову к высокому, сжатому железным обручем краю так называемой ванны. Ее светло-карие глаза мечтательно устремились на тонкую прорезь в стене, откуда порой проникал таинственный свет мерцающей луны, то игриво показывающейся, то испуганно прячущейся за темные очертания бесцельно плывущих по ночному небу облаков. Еще немного – и снизу с подогретым у камина полотенцем поднимется верная Миара, и снова наступит обыденная жизнь, но пока…