– И на Святом Кресте поклянешься ты сейчас, что даруешь единственному оставшемуся в живых моему сыну небольшой клин земли все на той же западной границе… – Взор Сайварда обратился к невысокому, но крепкому мальчику лет четырнадцати, и глаза его затуманились. Старший сын сакса, сражавшийся на стороне Гарольда Годвинсона, пал от норвежского меча, и теперь старик надеялся, что его рабская покорность этому молодому надменному норманну когда-нибудь спасет жизнь его последнему мальчику, и поэтому так отчаянно торговался он за его будущее.
Годфри тоже повернулся в сторону отрока, грустно и горестно смотревшего на врага и слушавшего обещания о выделении ему малой толики из тех необозримых земель, наследником которых он когда-то имел полное право стать. В глазах юного Озрика блестела ледяная ненависть, и немало ожесточенных секунд прошло, прежде чем окончилась битва взоров не желающих уступать друг другу мальчика и завоевавшего его страну победителя.
Эта часть договора особенно не нравилась Годфри, и только острый ум, доставшийся почти нищему сыну норманнского дворянина, да его вера в правильность решений могучего Вильгельма не дали жестокому отказу подняться от сердца к губам. Не причинив особого вреда своим проверенным в боях воинам, он мог в ту же минуту приказать скрутить умирающего Сайварда, его несовершеннолетнего сына, а заодно и всех их плохо обученных и бедно вооруженных сервов… Но кто тогда станет обрабатывать земли? Хуже того: те, кому удастся выжить, все равно предпочтут труду на благо чудовищного монстра, жестоко, без нужды убившего старика и ребенка, благородную или даже неблагородную смерть.
– Клянусь. И клятвой этой я жалую Озрику субфеод Нортленд.
В серых глазах мальчика полыхнуло пламя ненависти, смертельной, как отточенное лезвие.
– Однако дар сей дается по норманнским законам, и, прежде чем Озрик вступит во владение Нортлендом, он будет обязан присягнуть на верность мне как своему сеньору. Кроме того, присягой своей он примет на себя и ряд обязанностей.
– Все будет сделано по твоему требованию. – Сайвард печально опустил голову. Озрик же, несмотря на явное разочарование, все же несколько приободрился, ибо он был младшим сыном и на управление землями не рассчитывал никогда. Иными словами, теперь ему оставалось лишь благодарить отца за то, что тот сумел все устроить таким достаточно безболезненным образом.
Но покорность старика сменила в его душе благодарность на злость, и взгляд серых глаз вновь дерзко и вызывающе обратился на норманнского рыцаря.
Годфри с трудом сохранил самообладание под этим тяжелым взглядом, но с уверенностью человека, проигрывающего редко и к тому же считающего себя весьма умным, постарался не обращать внимания на молчаливую угрозу побежденного мальчишки.
– И последнее. Клянешься ли ты Святым Крестом взять в жены дочь мою Морвену? – Отвращение, испытываемое стариком к норманнам, лишь усиливало его решение увидеть свою дочь замужем за этим красавцем-победителем. Брак сей давал ему надежду, что со временем его прямые потомки безраздельно будут владеть замком Рэдвелл – цель, для достижения которой он пожертвовал бы многим, не только дочерью.
– Клянусь. – Произнося очередную клятву, Годфри мельком пробежал глазами по двум стоявшим в тени девушкам, одна из которых и предназначалась ему в жены. Золотоволосой сакской девице было не более шестнадцати лет, но лицо ее, откровенно чувственное, выражало в данный момент лишь презрительную гадливость, ибо только этим могла она передать свое отношение к предстоящему замужеству.
– Принимая же в приданое за Морвеной узкую полоску земли на юге, где стоит замок, подтверждаешь ли ты право ее наследников на владение этой собственностью? – Сайвард был далеко не глуп и понимал, что верить норманнам на слово опасно. Разве норманнский герцог уже не обманул целую страну, вероломно применив силу и поправ все законы для овладения непокорной Англией?
– Клянусь. – Голос Годфри звучал негромко, но твердо. – Клянусь в том, что возьму в жены твою дочь Морвену и оставлю ее приданое в собственность ее наследников. – Норманн подбирал слова осторожно и обдуманно, несмотря на то, что весьма скоро, в чем он был уверен, все эти тайные клятвы станут недействительными и бессмысленными. Старик долго не протянет, и в свидетелях останутся лишь мальчишка да две девицы – но по прошествии лет кто из высоких судий поверит трем саксам, когда на другой чаше весов будет лежать веское слово норманнского лорда?
Однако мудрый старик уловил в голосе врага предательское колебание и предпринял еще один шаг для того, чтобы навеки закрепить столь важные для него обещания.
– Благодарю тебя за великодушное отношение к униженным, но как от человека чести мы вправе ожидать от тебя… – Старик бросил на Годфри невозмутимый взгляд. – Ведь твоя рука не дрогнет, подписывая свои же клятвы, но переложенные на бумагу нашим местным священником? – И с этими словами Сайвард отвел глаза от побледневшего лица Годфри. Словно ожидавший этих слов, Озрик кинулся к двери, откуда немедленно появилась фигура в капюшоне. В руках у священника норманн увидел свернутый в трубку лист пергамента, сосуд с драгоценными чернилами и остро отточенное перо.
Пойманному в ловушку и взбешенному до черноты в глазах, Годфри оставалось лишь подписать тщательно заполненную бумагу.
– Как только документ будет подписан отцом Бертраном, – спокойно продолжал Сайвард, сам принимаясь за перо, – Озрик по моему распоряжению возьмет этот пергамент и спрячет в недоступном никому тайнике. – Старик замолчал, глядя, как ставит свою подпись священник, а затем с ангельской улыбкой добавил: – Для надежности.